НовоВики. «Мой Новосибирск родной!»
Стихотворония М.Цветаевой
== ВЫДЕРЖКИ ИЗ ПРЕДИСЛОВИЯ == Настоящая работа посвящена описанию одного из центральных образов мифопоэтики Цветаевой — образа Психеи. В нашу задачу входит анализ тех текстов Цветаевой, в которых «Психея» появляется как понятие, портрет, персонаж и авторское амплуа, т.е. миф о себе. В своем анализе мы опираемся на обширную исследовательскую традицию структурно-семиотических, мотивно-тематических, компаративных и интертекстуальных разборов литературных текстов вообще и произведений Цветаевой в частности.
<...>
В нашей работе мы придерживаемся интертекстуального подхода. Нас интересует система смыслов, интегрированная именем, в данном случае — именем Психеи. Такая система наследуется из культурной традиции, проходя через индивидуальные «фильтры» авторского сознания и встраивается в новую картину мира в трансформированном виде, в зависимости от положения в этой системе теряя какие-то функции и/или приобретая новые.
Вопрос о новом и старом, о содержании и функциях цветаевекого образа Психеи до сих пор в исследовательской литературе не ставился. Вообще упоминания о Психее в известной нам литературе, за редкими исключениями <...> лишены аналитического характера и в лучшем случае ограничиваются реальным комментарием к тексту.
<...>
Первая глава нашей работы посвящена внутреннему и внешнему контексту. Внутренний контекст — тема «души». В творчестве Цветаевой, внешний — история существования образа Психеи в культурной традиции. Большая часть фактического материала, относящегося к этой главе, отошла в Приложение I.
В двух последующих главах мы рассматриваем, следуя хронологическому принципу, как случаи прямого использования образа/понятия «Психея» в текстах Цветаевой, так и несколько вероятных примеров присутствия образа Психеи в подтексте ее произведений. Среди частных задач, которые мы перед собой ставили, была задача определить соотношение образа «Психея» со словом «душа» (поскольку апулеевская героиня была человеком, с «душой» она соотносилась лишь аллегорически). Второй частной задачей было толкование некоторых «темных» мест в эссеистике Цветаевой, в которых, в частности, упоминается Психея. С этой же задачей была связана необходимость описать соотношение между разными употреблениями слова «Психея» и пути трансформации одних значений в другие, влияние на этот процесс историко-культурного контекста и личной биографии. В результате всех этих операций можно было надеяться на решение главной задачи — построение типологии данного образа и более точное определение его места в цветаевской картине мира, поэтике и идеологии. Материалы по рецепции образа Психеи в культуре XV–ХХ веков мы вынесли в Приложение I. Это сделано потому, что наш обзор нельзя считать полным или хотя бы достаточно связным. Но мы и не стремились написать историю образа Психеи. Содержание Приложения I — это аморфное поле возможных отсылок, включая изобразительное искусство, театр, литературу и музыку. Мы ставили перед собой задачу оценить и общие тенденции и уникальные интерпретации, выделить особо значимые и широко тиражируемые шедевры. В особенности нас интересовали случаи типологического сходства, поскольку такое сходство является зачастую следствием логической и структурной заданности потенциальных смыслов данного образа. Мы черпали информацию для нашего обзора из специальных работ, энциклопедий и справочных изданий, а также из интернета через поисковые системы Google и Яndех.
Чем ближе мы подходим к эпохе Цветаевой, тем важнее для нас чисто хронологическое представление материала, дающее читателю возможность соотнести его с фактами цветаевского творчества. Той же цели служит и Приложение II, в котором дана хронология обращения Цветаевой к образу Психеи.
