НовоВики. «Мой Новосибирск родной!»

Статья М.А.Кронгауза Русский язык на грани нервного срыва

Материал из Wiki.nios.ru
Перейти к: навигация, поиск

К этой книге я подходила с особым пристрастием: я лингвист, Кронгауза знаю лично по университетским лекциям и экзаменам, поэтому читать его мнение о современном состоянии русского языка было особенно интересно. Книга написана достаточно популярно, ее сможет понять любой неспециалист (особое почтение Максиму Анисимовичу, что избежал соблазна впечатлить читателя умными научными словами). Конечно, я бы предпочла больше конкретики и научных обоснований, но так как я не являюсь представителем целевой аудитории, то и не имею права называть это минусом книги. Правда, некоторые упрекают автора в излишней разрозненности главок, «журналистском» стиле, но, на мой взгляд, он просто старался преподнести материал максимально доходчиво и «вкусно».

Большой плюс книги в том, что примеры в ней взяты из жизни и ярко иллюстрируют то или иное явление (хотя для 2011 года иногда что-то кажется устаревшим - как же быстро меняется язык!). Также мне нравится позиция Кронгауза, которая в явном виде представлена в предисловии: он объясняет, что материал будет изложен с точки зрения лингвиста (который, в принципе, профессионально должен быть беспристрастен к языкам), но он оставляет за собой право на изложение и своего «обывательского» взгляда – конечно, не навязывая мнения.

К своему стыду, вынуждена признать, что на некоторые явления русского языка я не обращала внимания, пока Кронгауз не ткнул меня в них носом: в частности, это слова «элитный» и «элитарный». Я воспринимала их как надоедливые синонимы из глянцевых журналов и даже не удосужилась задуматься, чем же они меня так неосознанно раздражают – ну, будто камешек в ботинке. Что ж, автор подробно разобрал, что первое прилагательное подразумевает «отбор, селекцию лучших образцов», а второе прилагательное - «нечто, предназначенное для элиты».

Недавно на Садовом кольце я обратил внимание на вывеску – «Элитные американские холодильники». Если вы улыбнулись, значит, не все еще потеряно. Если нет, просто отложите книгу в сторону, мы вряд ли поймем друг друга. Кстати, рядом, на другой стороне Кольца, находятся менее смешные, но все-таки неуклюжие «Элитные вина», а стоит свернуть в переулки, и вы неизбежно наткнетесь на «Элитные двери» или «Элитные окна».

Достаточно элегантно автор проехался и по гламурному слою лексики, чем изрядно меня повеселил. Думаю, эта глава порадует любого здравомыслящего человека, который хоть раз сталкивался с женскими журналами. Меня, к примеру, всегда приводили в восторг каталоги косметики Avon, где маркетологи дают продуктам совершенно сумасшедшие названия: представьте себе помаду «Роскошная слива» или лак «Розовое золото». А все для того, чтобы заставить человека покупать.

Понятно, что в этом дивном, волшебном мире все не просто хорошо, все очень хорошо, а язык немножко смахивает на крикливого торговца, который все нахваливает свой товар.

Что же это за язык? Полистайте глянцевые журналы, послушайте болтовню светской тусовки или щебет милейших корпоративных девушек в кафе, взгляните на рекламные тексты или просто на вывески, от которых лингвисту так трудно оторваться, – и вы поймете, о чем я. Кого-то этот язык раздражает, кого-то смешит, а кто-то без него уже не может, наконец, просто иначе не умеет.

Кое-какие пассажи из Кронгауза, где он пишет о заимствованиях, напоминают мне «Заметки национал-лингвиста» Евгения Лукина – тот тоже рассуждал о неправильности суффиксов в некоторых словах и предлагал заменить их на исконно русские: например, редактор на редактырь, а корректор на корректырь. Казалось бы, чистой воды баловство, но в нем определенно присутствует некоторое зерно истины. Впрочем, Кронгауз не столь радикален – он просто замечает, что при заимствовании слова хорошо бы сохранять его исконный суффикс.

Еще один любопытный момент, который я хочу отметить, - это отношение автора к исчезающим словам. Существуют так называемые «endangered languages» - языки, которые находятся под угрозой вымирания, потому что не остается носителей, которые на нем говорят; по аналогии с ними можно ввести и термин «endangered words» - слова, которые перестают употреблять из-за исчезновения реалий. Помните, как было у Даррелла в «Говорящем свертке» на тему редких слов? – Если за ними не присматривать, – пояснил Попугай, – если не давать им упражняться, они чахнут и исчезают, бедняги. В этом и заключается моя работа: раз в году я обязан сесть и перечитать вслух весь Словарь, чтобы все слова получали должный моцион. Очень жаль, что такое возможно только в сказочном мире.

На тему орфографии и грамотности в Интернете не проехался только ленивый. Кронгауз, честь ему и хвала, подходит к сему камню преткновения все так же выдержанно и спокойно, как и к остальным темам для рассуждения. Падонковский язык – сам по себе очень интересный лингвистический объект, хотя бы потому, что «по-настоящему неправильно могут писать только очень грамотные люди, которые, во-первых, знают, как писать правильно, а во-вторых, понимают, какие ошибки не искажают произношение». И говорить о нем надо, предварительно хорошенько обсудив многие другие аспекты, в частности, политику государства по отношению к языку и реформы орфографии. Автор, к слову, вполне мирно говорит о том, что сегодняшние ахи и охи на тему олбанского преувеличены: через пару десятков лет мы будем с ностальгией вспоминать все эти «преведы». Учитывая нынешнюю скорость изменения языка, я склонна с ним согласиться.

Пожалуй, последний вопрос, который я хочу рассмотреть, - это то, как деликатно Кронгауз подходит к вопросам обсценной лексики, а проще говоря, мата. С точки зрения обывателя он не любит его. С точки зрения лингвиста он считает нецензурную лексику неотъемлемой частью нашей культуры (как бы шокирующе это не звучало для разных интеллектуалов).

Случилось самое страшное: мы теряем наше национальное достояние, наш русский мат. Читатель, конечно, не согласится и, может быть, добавит в подтверждение несколько слов. Но ведь дело не в словах, слова-то как раз остались и звучат чаще, чем прежде. Исчезают культурные запреты на употребление бранных слов, без которых, как это ни парадоксально, нет и мата.

От лингвистов часто требуют самых решительных мер против брани, вплоть до полного запрета. Увы, брань запретить нельзя. Она есть во всех языках и, значит, для чего-то человеку нужна, ну хотя бы для выражения негативных эмоций. Русскую же брань запретить невозможно еще и потому, что она составляет предмет особой национальной гордости, своего рода национальную идею, если угодно. [...]

А не ругаться матом это для русского человека, ну, как водки не пить, то есть подозрительно. Подозрительно, что не русский. Потому что даже бразильские футболисты, приезжая играть в Россию, первыми усваивают именно эти слова. Шпионов им специально обучают. То есть мат всех нас объединяет, мы им в глубине души и слегка застенчиво гордимся, а всякий чужеземец, интересуясь русской культурой, непременно к мату обращается. Получается самая настоящая национальная идея.

В книге есть еще немало интересных моментов – обо всех рассказать невозможно, хотя в большинстве случаев я бы могла только восхититься, как точно мое мнение по определенному вопросу совпадает с мнением автора. Это и вопрос обращений к людям (товарищ? сударь? господин полицейский?), и разные заимствования (пруфридер, дауншифтер), и жутко раздражающее меня «Доброй ночи!» в качестве приветствия… В общем, масса любопытного, о чем вы даже не задумывались, – настолько оно повседневно и уже вжилось в речь.

Впрочем, добавлю ложку дегтя в мои медоточивые речи: недостатки у книги есть. Во-первых, это некоторая бессистемность изложения: автор явно пытался связать серию очерков в нечто единообразное, при этом не скатившись на академический стиль. Это приводит иногда к повторам мыслей. Во-вторых, видно, что Кронгауз стремится «разжевать» предмет изложения и вообще «упаковать» его красиво, но не вульгарно. Головой понимаешь, что это с благими целями популяризации науки, но слегка раздражает. Кроме того, приводит в недоумение цитирование некоторых интернет-комментариев его статей: по-моему, без них можно было бы обойтись. Но, в целом, достоинства книги перевешивают недостатки.

Повторюсь: в данном произведении нет рекомендаций и советов Кронгауза на тему языка и общения. Просто профессиональный лингвист наблюдает за тенденциями и новыми явлениями в языке и рассказывает о них максимально доступно.

Книгу я бы порекомендовала прочитать всем людям, которые желают осознавать, что сейчас происходит с нашим языком, какие процессы в нем активизируются - может, кто-то после нее начнет говорить "баско" вместо "хорошо" или "ладно", кто-то перестанет употреблять излишнее количество англицизмов, а кто-то укрепится в позиции Grammar Nazi.

Ну и напоследок - заключение Кронгауза о наших волнениях по поводу великого и могучего: «Я писал эту книжку не потому, что русский язык находится на грани нервного срыва. Переживаем и нервничаем мы сами, и, наверное, это правильно. Только не надо переходить ту самую грань. Слухи о скорой смерти русского языка сильно преувеличены. И все-таки о русском языке надо беспокоиться. Его надо любить. О нем надо спорить. Но главное – на нем надо говорить, писать и читать. Чего я всем и желаю».

Персональные инструменты